Любое государство любит запреты: во-первых, это не требует от него ресурсов, во-вторых, это делается быстро и, значит, отчитаться можно уже завтра, и, наконец, всегда найдется электорат, который лайкнет запрет. Если говорить о культурно-идеологических запретах, которыми сейчас увлекается украинское государство, то, не отрицая самого права на существование таких запретов (об этом ниже), предлагаю порефлексировать о принципах, по которым принимаются эти решения в демократическом обществе.
Принцип 1. Демократическое государство должно понимать, что запрет – это крайняя мера. Прежде чем прибегнуть к своему праву на узаконенное насилие – культурный запрет – государство должно дать ответы на два вопроса: «Какие цели преследуются этим ограничением свободы граждан?» и «Может ли государство достичь тех же целей другим, менее репрессивным способом?» Если ответ на второй вопрос – «да», то оно должно прибегнуть сначала к ним. Потому что в мировом дискурсе распространена мысль о том, что путь репрессий во имя народного блага – это скользкая дорожка: «Там где начали сжигать книги закончат сжиганием людей» (Гёте). Не забывайте, что идеологические запреты по природе своей – тоталитарны.
Принцип 2. Перед тем, как начнет запрещать государство, должен быть четко выраженный общественный бойкот, запрос на запрет от большого количества людей. Когда культурный запрет государства противоречит желанию большинства, это считается опасностью для демократии. Логика «правительство лучше знает, чего хочет народ» разбивается о такой контраргумент: даже если люди в правительстве образованы больше «простого человека», это не означает, что они принимают мудрые решения в интересах общества. Иногда правительство действует в интересах элит в целом или конкретных заказчиков или просто по своим субъективным представлениям о том, что такое хорошо, что такое плохо. Поэтому, чтобы включать культурные регуляции, руководствуясь «народным благом», нужно знать (иметь социологически подтвержденные знания), чего хотят люди.
Принцип 3. Запрещать следует не «ковровым» методом, а рассматривая каждое произведение индивидуально. Не так давно во Франции запретили скетч комика Дюдоне о Холокосте. Запретили не самого комика, а этот конкретный скетч. В целом считается, что «ковровое бомбометание» запретов – это неправильно, нужно рассматривать каждую отдельную ситуацию, каждое отдельное произведение. И, оценивая любой текст (картину, спектакль, фильм, сериал) на предмет запрета, необходимо руководствоваться критериями, которые выработаны обществом и артикулированы его авторитетами.
Принцип 4. Культурные запреты не должны ущемлять права большой части общества. Если мы посмотрим, например, на запреты фильмов по «черным спискам Минкульта», то увидим, что благодаря им культурное пространство советского кинематографа, в котором росла и формировалась значительная часть сегодняшних украинцев (в Украине больше четверти жителей – люди старше 60 лет), исчезает на глазах. Представители поколения «советской нации» зачастую не являются ярыми последователями ни той, ни другой стороны сегодняшнего российско-украинского конфликта. За независимость Украины в 1991 голосовал 91% населения, при том, что украинцами себя считало 73%, а украиноязычными – 65%. Демонстративным запретом «дорого с детства», и, в общем-то, не несущего угрозы, государство лишает «пост-советских» людей близкого им культурного пласта. Возможно, эти «пост-советские» не правы, но им уже очень сложно поменяться. Они с детства смотрят золотой фонд Мосфильма без задней политической мысли. Но вдруг это лишение их привычного становится политическим, приобретает повышенную значимость. И может быть разыграно теми, кому нужен раскол. «Очень страшная вещь – культурная ностальгия. На культурной ностальгии в свое время поднялся Гитлер и смог утвердить через ностальгирующую часть населения свою пропаганду. На культурной ностальгии сейчас многое выстраивает Путин. Ностальгия, кроме других вещей, включает желание какого-то своеобразного реванша», – такую мысль высказала львовская поэт и переводчик Марианна Кияновская в дискуссии «Радио Свобода».
И может так получиться, что пенсионеры из «мирных обывателей» превратяться в «радикальных революционеров». Если страна хочет устойчивого развития, без исторических откатов назад, то нужно или не «раздражать» эту часть общества, ну, или запретить ей голосовать на выборах.
Принцип 5. Насколько культурные запреты эффективны на самом деле? Допустим, бог с ними, со стариками, государство заботится о новом поколении – чтобы молодежь не смотрела на «советские» картинки. Но у 25% украинцев есть спутниковое телевидение, которое дает доступ к российскому телепродукту. У 65% украинцев есть доступ к интернету, который дает доступ к российскому телепродукту. А какие телеканалы смотрят украинские граждане, оставшиеся в оккупированных частях Луганской и Донецкой областей? При сегодняшних развитых средствах коммуникации государственные запреты телеканалам «распространять и показывать» в большой степени теряют смысл: если человек хочет посмотреть тот или иной сериал – он его посмотрит (еще и сработает «запретный плод слаще»). Но при этом, так как сам факт запрета остается, то см. принцип 4 и следующий, 6-й.
Принцип 6. Репутация Украины в мире. А особенно в сообществе развитых стран. Понятие «национальной безопасности» включает в себя много составляющих, в том числе, «репутационную». В 2014 году ЕС непросто принял создание Министерства информации: «Инициатива создать Министерство информации является явной угрозой свободе медиа, это не способ противостоять пропаганде», – написала Представитель ОБСЕ по вопросам свободы слова Дуня Миятович. В 2015 году у ОБСЕ возникли вопросы по насильственной декоммунизациии: «В Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе считают, что законы о декоммунизации представляют потенциальную угрозу свободе слова и средств массовой информации». И вот – новые массовые культурные запреты. При том, что их эффективность – см. принцип 5.
Принцип 7. Общественный договор, в котором государство решает за граждан, какая культура им подходит, а какая – нет, предполагает инфантильное общество. Политический строй, близкий такой позиции государства, – социализм. При нем государство должно выполнять «роль родителя» и в других сферах, в первую очередь, экономической: скажи, что мне делать, и обеспечь меня материально, говорит гражданин при таких отношениях государство-народ. В отличие от либерализма и демократии, в которых человек берет ответственность за свою жизнь и жизнь своей семьи – экономическую, социальную, культурную. Украинское государство готово к тому, что мы строим социализм и вместо того чтобы контролировать, что дети смотрят по телевизору и в интернете, родители будут писать гневные письма правительству с требованием срочно решить вопрос?
Однако, думая о сегодняшней ситуации, можно согласиться с руководителем Национального киноцентра Довженко Иваном Козленко, который заметил: «Какое государство мы строим: этнонациональное, либеральное, социальное? Это фундаментальный вопрос видения, стратегии развития, проекта государства. Ответ на него даст решение многих проблем, в частности главного – меры индивидуальной свободы личности в этом государстве (а это автоматически – вопрос свободы совести, самовыражения, функции искусства, формы образования, распределения ресурсов, структуры капитала, и шире – нового общественного договора). Пока я не вижу среди политиков не только готовности ответить на этот вопрос, но даже поставить его самим себе».
Конечно, все запреты можно списать на войну. На нее вообще все можно списать. Считается, что при войне ущемление свобод – это цена за победу и сохранение экономики и жизней. Но нет прямого следствия что, поступившись свободами, общество сохранит свою защищенность, экономику и жизни. А без идеологии и культурного созидания нет ответа на вопрос «А за что тогда мы воюем?».
Существуют ли ситуации, когда свобода слова может быть ограничена в демократическом обществе? Да. Три основания для этого: национальная безопасность; общественный порядок; нравственность. В США есть US Patriot Act (после 9/11), согласно которому можно ограничить свободу слова, если это необходимо для предотвращения терроризма. В 2006 году в США появился Terrorism Act. В нем прописаны ограничения в освещении терроризма. Книгу «Поваренная книга анархиста», где подробно описано изготовление в домашних условиях наркотиков, оружия, взрывных устройств, ядов, регулярно пытаются запретить в США, но не могут, так как не хватает доказанной причинно-следственной связи между тем, что человек смотрит, и тем, как себя ведет (и есть теория «эмоционального изживания», когда пережив агрессивность через кинонасилие, человек снижает агрессивность в себе для реального мира). В Израиле не исполняют музыку Вагнера, так как это может быть болезненным для тех, чьи родные пострадали от Холокоста. Но это не государственный запрет, а неофициальный общественный бойкот.
И, напоследок, о тонкостях пропаганды (к вопросу «Что запрещать?»). Говорят, в 1948 году в СССР прокатывался американский фильм «Гроздья гнева» о тяжелой жизни во времена Великой депрессии с расчетом показать советским людям, как плохо жить при капитализме. Через несколько дней фильм был снят с проката, потому что зрители обращали внимание на то, что бедный, разорившийся американский фермер одевался лучше советских колхозников, мог купить себе подержанный грузовичок, и владел оружием.
